Вася смотрел на дочку. Люба была белее снега. Она глядела прямо перед собой, и если бы он не видел, что там никого нет, то непременно решил бы, что ей угрожает смертельная опасность.
«Господи, она, похоже, даже в обморок упасть не может!» — подумал отец.
— Что-то ты исхудал совсем, — сказала ведьма, окинула взглядом его ноги, улыбнулась. — Тощенький какой. Не кормила Аля, что ли, мужика своего? Ай-ай-ай, какая плохая хозяйка. Вот ты, дочка, не стала бы так поступать, верно? Уж ты бы расстаралась, наготовила разносолов всяких, правда? — Ведьма подошла к Любе, дотронулась кончиком указательного пальца до ее носа. — Пип! — сказала она. — Есть кто дома? Ай джаст кол ту сэй, ай лав ю. Какая же хорошая песня, хоть и не наша. Ты угостила бы папу на славу, да, дочка? «Кабы я была царица… То на весь крещеный мир приготовила б я пир». Знаешь, кто написал? Пушкин. Хороший был мужчина, обходительный. А уж ненасытный-то до чего! — Она визгливо захихикала, но почти сразу же оборвала смех. — Он, конечно, и не посмотрел бы на меня настоящую. Я уже тогда в летах была. Но ведь на то и сила моя. Кому надо, она глаза отведет, а других приманит. Волосы у него хорошие были, у поэта нашего. Сильные, вкусные. — Ведьма немного помолчала. — Зашутилась я тут с вами. Что поделать, давно гостей не принимала, переволновалась. Так что, доченька, попотчуешь отца как полагается? Изысканным блюдом, нежным мясом? С кровью, как благородным господам кушать подобает. А? Угостишь, конечно, я знаю. Ты же добрая девочка, заботливая. Не захочешь, чтобы папа от голода помер.
В глазах у Васи потемнело. Мир вокруг странно выцвел, а затем погрузился в сумрак, в котором едва проглядывали контуры детей, стоявших напротив. Тьма продолжала сгущаться, и вскоре Вася перестал различать хоть что-нибудь вокруг себя. Кроме ведьмы. Карга словно бы стояла отдельно, вне мрака, окруженная бледным сиянием.
Она обернулась к нему и подмигнула. Затем эта нечисть встала где-то сбоку, должно быть, в дверном проеме, так, что он уже не мог ее видеть.
— Не правда ли, что-то напоминает? Только не говори, что не помнишь. Ведь не забыл. Уж я-то знаю. Сама тебе память вернула, когда время пришло.
В горле у Васи пересохло. Одна тьма вокруг, и он в ней бесконечно одинокий. Тем более что рядом — рукой дотянуться можно — последние из близких ему людей.
— А помнишь, как я тебе свидание с детьми устроила? — В темноте прозвучал призрачный смех, так хорошо знакомый Васе смех. — Ох, и теплым же оно вышло, сочным.
Вокруг зазвучали голоса — Женькин и Любушкин. Говорили дети неразборчиво, то и дело перебивали друг друга.
Потом остался только один голос — сына. Но Вася все равно не понял, что тот хотел ему сказать. Удалось уловить только настроение мальчика. Женя боялся. Причем почему-то больше не за себя, а за него, за своего отца.
— Ладно, хватит воспоминаний. Грезами сыт не будешь.
Мир одним рывком вернулся на место.
Люба и Женя по-прежнему стояли перед ним. Дочка все такая же бледная. Сын показался Васе ушедшим в себя, отгородившимся от всего, что его окружало. Он невольно позавидовал малышу. Тот хоть так сбежал от всего этого ужаса.
— Попотчуешь, значит. Вот и ладушки. Тогда пойдемте-ка на кухню, гости мои дорогие. У меня там, конечно, не так роскошно, как у вас, но все, что нужно доброй хозяйке, найдется.
Вася оторвался от стены, повернулся и бодро засеменил на кухню. Он свернул налево, в короткий коридор, успел рассмотреть, что двери в туалет и ванную были обклеены пленкой под дерево, заметно ободранной по краям, и перешагнул через порог кухни.
Она оказалась под стать коридору. У окна стоял простой стол, плита ДСП на четырех деревянных ножках, покрашенных на фабрике в белый цвет и с тех пор облезших едва ли не наполовину. Возле него — табуреты в том же кондовом советском стиле. Васе достаточно было бросить на них один короткий взгляд, чтобы услышать в сознании резкий скрип старой, рассохшейся мебели, давным-давно заслужившей покой. На потолке, где по побелке змеились тонкие трещины, висела трехрожковая люстра под огромным красным абажуром с желтой бахромой по нижнему краю.
В углу справа виднелся край мойки, тускло поблескивавший алюминием. Слева от нее вдоль стены стояла встроенная мебель — тумбочки темного цвета со светло-серой столешницей сверху. Выше была голая стена, выкрашенная в бледно-желтый цвет.
У самого окна, вплотную к тумбочкам, Вася увидел газовую плиту. Краска вокруг конфорок была сплошь покрыта царапинами, побуревшими от времени.
У стены напротив, почему-то посередине, а не в углу, боком к Васе стоял белый холодильник, который показался ему очень знакомым, вплоть до формы ручек на дверях. В голове тут же всплыло название: «Минск». Вася ничуть этому не удивился. Вот встретить в такой кухне, например, «Самсунг» или «Электролюкс» было бы действительно странно.
Пол покрывал все тот же линолеум, только другого цвета, вдобавок испещренный дырками с черными, как будто обугленными краями. Вася постарался переключить внимание на что-то другое, чтобы не думать о том, откуда здесь могли появиться такие следы.
— Присаживайтесь, мужчины. А ты, девочка, погоди, тебе же готовить.
Вася послушно устроился спиной к окну на табурете, стоявшем возле плиты и, конечно же, немилосердно заскрипевшем. Его правая рука легла на стол. Голой коже на ногах и ягодицах тут же стало холодно.
Напротив него, возле холодильника, уселся Женька. Тут-то отцу и стало понятно, почему холодильник стоял посередине стены. Рядом с ним, в углу, торчал скелет, точно такой, какой был в кабинете биологии у Васи в школе.
— Это мой Кощеюшка. Живу-то одна, а так сядешь за стол, и вроде как компания. Он, правда, неразговорчивый, зато слушает замечательно. Да и пользу приносит, цветочек мой поддерживает.
Вокруг костяка обвивалось какое-то ползучее растение. Тонкие бледно-зеленые стебли с острыми узкими листьями поднимались по ногам к тазобедренному суставу, оплетали руки, застилали ребра, укрывали их от постороннего взгляда. Одна плеть уже добралась до черепа, зацепилась за нижнюю челюсть.
Гадать о том, настоящий ли это скелет или нет, Васе не хотелось, и он перевел взгляд на стол. Совсем рядом с его рукой стояла массивная прямоугольная пепельница, сделанная то ли из какого-то камня коричневого цвета со светлыми крапинками, то ли из пластика, сработанного под горную породу. Глядя на нее краем глаза, он мечтал о том, как схватит эту хреновину, бросит ее в окно, а затем заорет во все горло: «Спасите! Вызовите полицию!»
Рука лежала неподвижно.
«Ну же! — завопил Вася внутри себя. — Двигайся, мать твою! Шевелись, сука! Сейчас же!»
Ему показалось, что от усилий даже потемнело в глазах, но все оказалось без толку.
Тем временем Люба подошла к холодильнику и открыла дверцу.
— Так, что тут у нас?..
Васина голова повернулась, чтобы ему было лучше видно содержимое полок.
Посередине нижней полки стояло большое блюдо, на котором лежало что-то странное, похожее на здоровенный кусок торта. Ровный срез открывал взгляду темно-красную поверхность, на которой виднелись белесые продолговатые пятна.
Люба протянула руки и сдвинула блюдо.
— Пришлось поколдовать немного, чтобы не пропало. Я же не знала, когда вы ко мне придете. Так что не переживайте, все очень свежее и вкусное. Мы с доченькой вам все приготовим в лучшем виде, сами убедитесь. Верно, девонька?
Люба, конечно, не ответила. Стоя спиной к Васе, она подалась вперед. Раздался негромкий лязг стекла о металл, дочка сделала шаг назад, повернулась, и он увидел у нее в руках небольшую плоскую банку с завинчивающейся крышкой. В точно таких же продавалась икра минтая. Женька очень ее любил, как и сам Вася.
— Праздничный обед — дело особое. Это не просто чего-то там быстро проглотить и дальше по делам побежать. На такой праздник вся семья собирается. Вот как сейчас. Значит, и угощение должно быть правильным. С закуски начинаться, десертом заканчиваться.
Люба, продолжая держать банку обеими руками, повернулась к ведьме. Та поставила на крышку пластиковую цилиндрическую коробочку с зубочистками, затем открыла холодильник, достала оттуда сыр и банку с оливками.
— Первым делом родным людям надо легкие закуски подать, чтобы не скучали в ожидании основных блюд. Ну и поговорить опять же можно, пока суд да дело.
Люба подошла к столешнице, Васина голова при этом повернулась вслед за ней, встала возле раковины, поставила свою ношу и спиной заслонила ее от Васи. Слева пристроилась ведьма. Она сняла с крючка разделочную доску, вынула из сушилки нож, торчавший там ручкой вверх.
— А ведь нам же надо, чтобы было красиво, а не абы как. Ну-ка, дочка, достань зелень, а я пока тут поколдую над закуской.
Люба пошла к холодильнику.